Воронья шпора - Страница 104

104

Король обернулся к своим рыцарям:

– Меня изгнали из моей собственной страны, моя жена и дети были вынуждены просить убежища. Вернувшись домой, я сказал, что навсегда покончу с этой историей. Я никого не щажу. Я не принимаю никакого выкупа. Я считаю это аббатство тем же полем боя. И я буду милостив к тем, кто войдет и прикончит всех, кто еще остался в живых.

Двое рыцарей направили своих коней прямо к двери.

Охваченные гневом и ужасом монахи разразились воплями, тщетно поднимая безоружные руки, словно бы ими можно было защититься. Замелькали мечи, послышались короткие рубящие удары, на камни брызнула кровь. Аббат попытался войти внутрь и запереть двери, однако всадники уже распахнули их и хлынули внутрь. Полный страха вопль прокатился по двору монастыря. Кричали те, кто пришел сюда в поисках последней надежды… раненые, испуганные. Рыцари исчезли в дверях, и послышалась новая какофония стонов боли и ярости.

Эдуард смотрел на братьев. Кларенса корчило, ему было дурно, а Ричард взирал на короля едва ли не с любопытством. Монарх пожал плечами. В своей жизни он был свидетелем слишком многих смертей и кровопролитий. Новая бойня ничего не значила для него.

Они нашли Маргарет на следующий день. Она уже слышала ужасную для нее новость, а ее телохранители разбежались, оставив ее в одиночестве. Королева попыталась укрыться в расположенном примерно в миле от аббатства женском монастыре, но монахини уже были наслышаны о том, какая судьба ждет тех, кто посмел сопротивляться Эдуарду, так что, при всех криках и протестах, не стали мешать грубой солдатне, явившейся к их кельям, чтобы извлечь из монастыря Маргарет.

Поглощенная своим горем, она не стала сопротивляться. Капитан, посадивший ее на коня и ведший его под уздцы, даже сжалился над несчастной женщиной и позволил ей проститься с сыном, тело которого положили в аббатстве Тьюксбери. Погибший принц был прекрасен в своей молодости, и королева, отупевшая, опустошенная своими страданиями, погладила сына по щеке и долго не выпускала из своих пальцев его руку.

Невзирая на все ее мольбы, армия Йорков оставила Эдуарда Ланкастера вместе с сотнями убитых у Тьюксбери и направилась обратно в Лондон. Неф аббатства был залит кровью, и никто не знал, как отмыть ее.

Маргарет сперва ожидала, что ее приведут к королю Эдуарду, дабы тот мог в полной мере насладиться победой, но он не был похож на собственного отца и не интересовался ею. В пути его люди обходились с ней достаточно любезно, однако особого интереса не проявляли. Похоже было, что судьба ее отныне была безразлична дому Йорков.

Король-победитель досыта насладился местью. Ни один из служивших Ланкастерам лордов не был оставлен в живых. Всех, кто был связан с родом короля Генри происхождением, клятвой или службой, Эдуард Йоркский отправил на кладбище. Дом Ланкастеров закончил свое существование при Тьюксбери и на плахе палача – не пощадили даже раненых.

Маргарет скорбела, раскачиваясь в седле. Конь увозил ее невесть куда. Она не хотела, чтобы солдаты слышали, как ей больно, однако вдруг поняла, что все время негромко скулит, как больное дитя. Смерть забрала ее сына, ее Эдуарда, как еще не созревший плод, и все ее надежды, вся ее радость ушли вместе с ним.

Она больше не увидит его смеющегося лица, и это было настолько чудовищно, настолько невозможно, что она никак не могла смириться с утратой… Внутри нее теперь зияла пустота. Она отдала свою молодость, веру и единственного сына Англии – и теперь у нее больше ничего не осталось.

23

Эдуард был пьян, хотя в присутствии своего брата Ричарда попытался скрыть это. Владевшую им в дни Барнета и Тьюксбери холодную ясность он вспоминал теперь с мутным удивлением. Прежние наклонности его пробудились, как если б вдруг открылась дверца печи и он разом затолкал туда все свои привычные желания. Каждый без исключения день он объедался и упивался до потери сознания, и тем не менее какой-то неизлечимый зуд терзал его… Жгло какое-то внутреннее пламя, раскаленный уголь, который нельзя было загасить никаким вином. Король не рассказывал Ричарду о терзавших его кошмарах. Он не мог позволить, чтобы брат жалел его в дни слабости. Нет. Эдуард был весь в холодном поту, однако улыбался как ни в чем ни бывало.

– С какими новостями, брат? – спросил он, посмотрев в конец приемного зала, пытаясь уловить изменения в выражении лица и жестах Глостера.

– Случилась жуткая вещь, твое величество, подлинная трагедия, – ответил тот.

Эдуард на какое-то мгновение зажмурил глаза. Вчерашний вечер он провел в обществе шести десятков лордов и их леди, с жонглерами, фокусниками и умелыми бойцами. Но брата с ним не было.

– Говори, что случилось, Ричард, с нами никого нет, – пробурчал он.

– Я рассказал королю Генриху о судьбе его сына. С ним случился припадок, и он упал в обморок, из которого я не сумел его вывести. Мне очень жаль, брат, но король Генрих умер.

– Мне придется выставить на обозрение его тело, как Уорика и Монтегю. Иначе найдутся дураки, которые будут твердить, что Ланкастеры могут вернуться. А можно ли… Его тело можно показать людям?

Герцог Глостер бросил холодный взгляд на брата, прекрасно понимая, что тот имеет в виду.

– Если надеть на него капюшон, лучше кольчужный, – то да. Я прикажу одеть его тело в длинное облачение и велю внимательно охранять его, дабы никто не мог подойти поближе.

– Спасибо тебе, – проговорил Эдуард, пытаясь подметить какие-нибудь угрызения совести на лице восемнадцатилетнего герцога, однако обнаружил на нем только спокойную уверенность. – А теперь прикажи, чтобы впустили твоего брата.

104