Воронья шпора - Страница 27

Впрочем, радость быстро померкла, когда Ричард начал рыгать и ощущать, как его охватывает некая липкая хворь, становившаяся все сильнее при каждом движении вверх-вниз палубы корабля. И уже скоро содержимое желудка подкатило к его горлу, и он бросился к борту, направленный на корму и к ветру участливыми матросами. Весь остаток дня и ночь он провел на корме, перегнувшись над серыми плавными валами, беспомощный, как дитя, и чувствующий себя более скверно, чем это было вообще возможно, по его мнению.

6

Маргарита Анжуйская ощущала то, как повысился ее статус, в тысяче различных мелочей. Это проявлялось в том почтении, с которым обращались к ней придворные короля Людовика, мужчины и женщины, проводившие свою жизнь в точном понимании власти и отношения к ней окружающих их людей. Ибо слишком давно ее считали одной из сотни маленьких moules королевской фамилии. Слово это она слышала в шепотках наглых чиновников двора и толстых дочерей французских лордов. Мидии облепляют своими скоплениями днища кораблей или растут на скалах, раскрывая свои створки перед пищей, словно птенцы в гнезде. Сравнение с ними звучало особенно обидно благодаря своей справедливости.

Отец Маргарет был еще жив, чем каждый день раздражал ее. Другие члены его поколения мирно уходили к праотцам во сне, в окружении своих любимых. Однако Рене Анжуйский оставался в живых, худея с возрастом, но тем не менее напоминая на своем шестом десятке огромную белую жабу.

Он жил в Сомюре, в собственном замке, однако так и не пригласил к себе дочь. В минуты откровенности перед собой Маргарет честно признавала, что, не прими он такое решение, она могла бы под горячую руку и удавить его, что было бы вовсе нежелательно. Рене предложил ей в качестве места жительства в своем Сомюре старый полуразрушенный дом, на котором не было даже крыши, годный разве что для углежога. Быть может, старик хотел таким образом продемонстрировать свою немилость: ведь он выдал свою дочь за французского короля, а она вернулась домой с сыном и буквально в одном платье.

Мысль эта заново воспламенила гнев в душе опальной королевы – даже теперь, по прошествии стольких лет. Как странно, что французский король проявляет к ней больше милосердия и доброты, чем ее собственный отец! Людовика XI называли Вселенским Пауком – за тонкие планы и хитроумие. Тем не менее он выделил Маргарет пособие и предоставил ей комнаты в своем Луврском дворце, в собственной столице, вместе со слугами, чьи манеры так резко переменились за последний месяц. Действительно, она и ее сын долго были ракушками на государственном корабле. Однако Уорик сдержал свое слово и освободил ее мужа из Тауэра.

– И Генрих снова носит корону, – прошептала Маргарет, обращаясь к самой себе.

Этот факт не был ответом на ее молитвы, он был плодом многолетнего труда. Склонив голову, королева посмотрела в зеркало, отделанное сусальным золотом, каждый тончайший листочек которого наносил на место мастер, не занимающийся никакими другими делами. Приглядевшись, она могла различить в стекле собственное отражение. Время изгнало девичью свежесть с ее лица, своим когтем провело бороздки на коже. Рассматривая себя, Маргарет пригладила волосы ладонью… Увы, каждый день требовал от нее все большего мастерства в обращении с румянами и пудрой; кроме того, она потеряла несколько зубов, а остальные заметно побурели.

Королева недовольно фыркнула, раздраженная знаками слабости, которых не ощущала. Слава богу, у нее ничего не болело! Сорок лет – начало старости, особенно если речь идет о женщине, столько повидавшей и потерявшей за четверть столетия, отданных ею Англии. И теперь ей выпала возможность начать все заново. Но даже сейчас она не была уверена в том, насколько можно доверять Уорику.

– Докажите, – сказала она, когда он, властный и несгибаемый, начал давать свои обещания. Ее люди убили его отца – именно это тревожило ее и заставляло бояться. Солсбери пал вместе с Йорком – и хотя в тот момент Маргарет ощущала только свою победу, этот успех стал ее величайшей неудачей.

Поразив отцов, она спустила на себя сыновей.

Способен ли Уорик когда-либо простить ее? Он не испытывал к ней ни малейшей симпатии, уж это Маргарет понимала. Истина заключалась в том, что у него не было другого выхода после того, как он связался с Эдуардом и его драгоценным мятежным домом Йорков. Ричард сказал, что хочет загладить ту боль и горе, которые причинил. Как будто это кому-нибудь удавалось…

Маргарет шмыгнула носом, предваряя хворь, в зимнее холода месяцами досаждавшую ей. Жизнь подобна тропкам, расходящимся друг с другом в дремучем лесу. Мужчина или женщина, ты выбираешь путь на развилке и должен идти вперед, не имея возможности возвратиться назад и найти путь к другим, более счастливым временам. Всем нам доступно одно: вслепую, спотыкаясь и плача, брести вперед, забираясь в еще более глухую чащобу.

И все же Уорик обещал ей освободить Генриха Ланкастера, законного короля Англии, – и сделал это. Он обещал ей возложить корону на склоненную голову Генриха – и ее шпионы подтверждали, что он сделал это. Вот почему придворные, еще недавно осмеивавшие ее линялые туалеты, теперь казались смущенными. Ее муж снова стал королем Англии, ее враги бежали из страны.

Королева подняла голову чуть повыше, ощутив напряжение в шее. Слишком долго она склоняла голову, слишком долго. Она видела себя в зеркале, и отражавшаяся в нем странная куколка отвечала ей столь же упорным взглядом и не ощущала стыда.

Ричард Уорик просил только того, чтобы его вторая, незамужняя дочь была выдана за ее сына. Маргарет рассмеялась, впервые услышав от него эту идею. Старшая дочь графа была повенчана с Джорджем Кларенсом. Вторая дочь, выданная за Ланкастера, даст Уорику по зятю в обоих лагерях. И когда все нынешние претенденты на престол уйдут, кто-то из его кровных отпрысков может стать королем Англии. Честолюбие его заходило дальше, чем она могла бы предположить, и Маргарет лишь вздохнула, представив себе то, что наговорила бы по этому поводу в молодые годы. Но сейчас все дороги уже были пройдены и все решения приняты, во благо или наоборот.