Сэр Гилберт Дебенхэм постарался не называть Генриха королем в таком обществе. Эдуард скривился, ощупывая языком место, на котором прежде находились два удаленных коренных зуба – после того как их вырвали, за острой болью последовали два дня лихорадки с испариной. Норфолк в особенности был для него воротами в глубь страны.
– Что еще? – продолжил расспросы король. Рыцарь явно не торопился с продолжением, однако Эдуард нетерпеливо махнул рукой, отвернулся и погрузился в размышления после того, как сэр Гилберт проговорил:
– Граф Оксфорд присягнул Ланкастеру, милорд. Отряды его людей расположены здесь повсюду; они готовы соединиться и драться, как сказал мне епископ. Если вы призовете сэра Уильяма, милорд, он скажет вам, что слышал то же самое, хотя и из других уст, так что Кромер не годится, Ваше Величество… получается так.
– Вы свободны, сэр Гилберт, – кивнул монарх. – И скажите моему дворецкому, чтобы приложил золотой ангел к вашему подбитому глазу. Говорят, что это средство творит в подобных случаях подлинные чудеса.
Рыцарь расплылся в улыбке и, низко поклонившись королю, вышел.
– Вот это удар, – пробормотал Эдуард. – Высадиться в Норфолке было бы удобнее всего – и Лондон неподалеку, и много добрых людей, способных стать под мое знамя… Странно это, Ричард. Ты знаешь де Вера, графа Оксфорда?
– Достаточно хорошо, чтобы понять, что он не станет нашим другом, вне зависимости от того, что бы мы ему ни предложили, – ответил герцог Глостер. – Его отец был казнен за измену, разве не так? Я его ни с кем не путаю?
– Да, он самый. И его старший брат тоже. Едва ли он благодарен мне за то, что титул перешел к нему! – Эдуард качнул головой; он не стриг волосы, и они пеленой накрыли его лицо. – Если б они не отрубили голову Вустеру, я приказал бы выпороть его за неуместную жестокость. Не удивлюсь, Ричард, если те, кого он сделал моими врагами, будут ждать нас во всех портах… Куда же нам тогда плыть? Мне не стоило делать его великим констеблем Англии.
– Вустер поддержал тебя, брат. Говорят, что один вид сторонников Ланкастера приводил его в такую ярость, что он просто не мог оставить их в живых. Ты ведь не можешь вникать в приговоры каждого суда, уточнять суммы наложенных штрафов, проверять справедливость каждого смертного приговора! Решения выносил он сам.
– Ну и хватит с него. Если мы уцелеем, Ричард, ты будешь констеблем, на ежегодном жалованье и с превосходными апартаментами в Лондоне. Чтобы это безумие не повторилось.
Ричард Глостер не без удивления, но с явным удовольствием улыбнулся:
– Ну, если будем живы, с удовольствием возьмусь за этот труд. Ты оказываешь мне честь, Эдуард.
Его брат пожал плечами.
– Эта честь не будет значить абсолютно ничего, если мы не сумеем высадиться. Если не в Кромере, то где же? Юг нам враждебен. Кент, Сомерсет… Сассекс, Девон, Корнуолл, Бристоль – все они приняли сторону Ланкастеров. Моя жизнь не будет стоить и серебряного пенни, если мы рискнем высадиться южнее.
– Говорят, что сам город Йорк настроен против нас, – мрачным тоном произнес Ричард. – Хотя Нортумберленд станет за тебя милостью Божьей и волей Перси. Его наследник слишком боится Монтегю, брата Уорика, стремящегося вернуть себе свой прежний титул.
– Быть может, в Йорке меня и не слишком любят, однако они должны быть мне верными, а не любить… Ох, да ладно, к чертям их всех! Я просто хотел вернуться на свое прежнее место, чтобы все видели, что я восстал из праха.
– Но теперь эти ворота закрыты. Значит, возвращаемся на север? Нам необходимо всего лишь высадиться на берег, а потом удалиться от него так, чтобы нас видели. Ты сам понимаешь это. В стране найдется дюжина лордов, которые поддержат тебя только в том случае, если убедятся, что выступают на стороне победителя. Сделай так, чтобы они поверили в твою победу, и они на четвереньках побегут в твой лагерь. Надо высадиться и отойти от берега, Эдуард. У тебя есть шестнадцать сотен людей.
– Шестнадцать сотен фламандцев, – пробормотал король.
– Остальные придут сами.
– Или будут смотреть на то, как я отправлюсь под мечи семейки Невиллов, – отозвался Эдуард.
– Естественно. Однако попробуй избежать этого, – посоветовал ему брат.
Монарх улыбнулся, заглянув в свой кубок. Его равно раздирали гнев на собственные неудачи и веселье.
– Генрих Болингброк сумел вернуться из изгнания, – проговорил он, наконец.
Ричард поднял голову, мгновенно поняв его.
– И отвоевал свой престол, – проговорил герцог.
– Он высадился в Рейвенспёре, на реке Хамбер, ты разве не знал? – добавил Эдуард, глядя куда-то вдаль.
– Это название прозвенит по всей стране, словно колокол, – заметил Ричард. Он посмотрел на брата, и оба кивнули в полном согласии, отложив отчаяние на следующий вечер.
Эдуард поднялся на ноги и, распахнув дверь каюты, обратился к ожидавшему снаружи слуге:
– Пусть капитан известит флот. Мы отплываем на север, в Рейвенспёр. Там я подниму свой стяг.
Уорик вновь ощутил на себе тяжесть брони. Все эти поручни, поножи и другие пластины, все эти пряжки и завязки рождали в нем многочисленные воспоминания, среди которых находилось не слишком много приятных. Сент-Олбанс, рядом с отцом; Нортгемптон, где они в первый раз захватили Генриха; снова Сент-Олбанс, где он потерял его… И более всего Таутон, со всеми его ужасами и смертоубийством. Некоторые пластины панциря графа Ричарда пришлось обновить за прошедшие годы, в то время как другие еще сохраняли отметины полученных ударов, до блеска заполированные на стали. Уставившись на покрытую пятнами пота кожаную подложку своего шлема, Уорик понял, что не испытывает никакого желания надевать его.