Воронья шпора - Страница 54

– O, Его Величество ничего не поймет, Ричард. Его время прошло. Но сам я – не сомневайся – выпью за твою удачу пару пинт лондонского пива. Так что до встречи, сынок.

* * *

Стены Халла были сложены из темно-красного кирпича, и самый невысокий участок их поднимался на сорок футов над землей, а башни располагались не только у реки, но по всему их периметру. Перестроившееся по двое в ряд войско Эдуарда подошло к этим стенам, прошагав никак не меньше шестнадцати миль. И теперь солдаты терпеливо ожидали, что их впустят в город через ближайшие ворота, а его обитатели высыпали наверх стен и со всякого свободного места с тупым изумлением взирали на новоприбывших.

Знамена Эдуарда горделиво реяли перед городскими стенами, однако ворота оставались закрытыми. Король понимал, что приближение их, конечно же, не осталось незамеченным. Дозорные на этих высоких стенах и башнях, разумеется, не могли не заметить появления такого большого вооруженного отряда. Однако похоже было, что в город их не пустят.

Монарх уже обменялся парой гневных взглядов с братом Ричардом, когда со стены спустили герольда на деревянной платформе, вынесенной вперед на длинном брусе с блоком на конце. Опустившись на землю, мужчина торопливо сделал шаг в сторону – и вовремя, ибо платформа тут же вознеслась вверх.

– Едва ли он несет нам добрые вести, – проговорил Ричард. – Похоже, брат, что Халл принял сторону Ланкастера. Кто бы мог подумать?..

Приблизившийся к Йоркам герольд низко поклонился обоим братьям. Этот ничем не примечательный человечек был облачен в цвета города; шея его была покрыта белой коркой какого-то грибка или сыпи, так что посланец постоянно чесался, вызывая у Эдуарда и Ричарда желание отступить, чтобы ненароком не подхватить от него эту неаппетитную хворь.

– Милорды, городской совет предпочитает оставаться в стороне от конфликта, – сообщил житель Халла.

– Если вы не пустите меня в город, значит, вы – сторонники Ланкастера! – резким тоном бросил Эдуард.

Герольд судорожно сглотнул и вновь почесался, посмотрев на Йорков круглыми от страха глазами.

– Я всего лишь вестник, Ваше Величество, и ничем не хочу оскорбить вас. Все мы испуганы, и поэтому ворота остаются закрытыми. И мне приказано сказать вам это.

– Тогда возвращайся. И передай своему совету, что я этого не забуду. Закончив свои дела, я вернусь сюда и призову их к ответу. Это все, что я могу сказать тебе. – Эдуард развернул коня и кивнул брату: – Поехали, я не стану просить помощи у этих людей. Я – король Англии, а они – мои подданные. Черт возьми, я поставил перед их глазами свои знамена! Ничего больше я делать не должен.

Не глядя на съежившегося от страха вестника, Ричард поехал следом за братом – к своим выжидавшим фламандским солдатам. Разгневанный Эдуард проехал мимо них и, только оказавшись, наконец, в миле от города, спешился.

Несморя на то что никакого провианта не ожидалось, Ричард приказал располагаться на ночь и отослал умельцев искать местные стада или дичину, в то время как все остальные стали заниматься благоустройством ночлега на сырой земле. Одни только кони могли досыта наесться молодой весенней травой. И если посланцы герцога не найдут стало овец или несколько коров, большей части солдат придется улечься спать на голодный желудок, а потом на следующий день идти еще тридцать, а может, и больше миль. Глостер отослал одного из капитанов к стенам города за знаменами брата, после чего, погрузившись в раздумья, проехался по шедшей на запад дороге, явно лучшей, чем та, что привела их в эти места от города.

– Ну и что я, по-твоему, должен был сказать им, Ричард? – обратился подъехавший к брату Эдуард. – Или ты считаешь, что я, миропомазанный и коронованный король, должен был попросить, чтобы они впустили меня?

– Не думаю, чтобы они впустили нас, даже если б ты попросил об этом, – ответил герцог. – Ситуация снова напомнила мне о Генри Болингброке. Ему тоже отказали, когда он высадился на севере. И ему пришлось отказаться от претензий на корону.

– Значит, тогда он еще не был королем, так? – уточнил Эдуард.

– Еще не был.

– Шесть месяцев назад эти люди пали бы к моим ногам, а теперь они говорят, что не откроют перед мной ворота своего города? Я не забуду этого, Ричард. Я этого не забуду!

– Послушай, брат. Старый Генри Болингброк сказал им, что его не интересует корона Англии. Он объявил, что вернулся ради своих титулов. Что города и деревни не могут отказать ему в этом праве. Вот тебе и выход из ситуации. Когда завтра мы подойдем к городу Йорку, подними знамя Йорков и свой стяг с Пламенеющим Солнцем. Трех королевских львов не разворачивай, и горожане, быть может, откроют перед нами ворота. Ты – старший сын Ричарда Йорка, и никто не может оспорить твой титул.

– Отмененный парламентом, – проговорил Эдуард с некоторым облегчением.

Услышав его слова, Глостер усмехнулся:

– Парламентом, находящимся в сотнях миль отсюда. А это Йоркшир, брат мой. Другой мир, другие дела. Так что завтра ты должен поднять стяги Йорков и свой собственный. И молиться.

12

Эдуард уже видел башню Миклгейт-бар, медленно выраставшую перед ними. Брат его только что сообщил капитанам, что, следуя традиции, приближаться к городу Йорку следует с его южной стороны и, стоя там, испрашивать у мэра разрешения войти в ворота. После того как ворота Халла так и стались закрытыми, ожидание не сулило ничего хорошего. Однако истина была сразу и мрачнее, и сложнее. Именно на башне Миклгейт-бар гнили на шестах головы старого герцога Йорка и его сына Эдмунда. Не один год Эдуард мечтал снять их с позорища, и уже на следующее утро после Таутона, забрызганный кровью и грязью, приехал к башне, дабы положить конец семейному унижению.