Маргарет вновь задумалась. Ей хотелось понять, потеряет ли она кое-кого из тех, кто явился с цветочками, продетыми в пуговичные петли, и бочонком сидра или эля под мышкой. Или приобретет, позволила она себе надежду, чуть повыше подняв подбородок. Вообще-то говоря, Англия – мрачное место, однако в искренности того приема, который оказывали ей в этом году, трудно было ошибиться.
После дневного перехода по дорогам и тропам в тот первый вечер они остановились возле тихого ручья – и если б так было всегда, никто из мужчин не оставался бы дома, все ушли бы на войну. Лорды, рыцари и простолюдины усаживались на сочной траве или под цветущими деревьями. Повара и возчики готовили и вывозили вкусные блюда, изготовленные из всего, что было подарено им в Бристоле, добавляя к рыбе и пирогам порей и лук из темных сухих мешков. Варево получилось роскошным, и когда солнце опускалось на горизонте в золотое с розовым марево, все были сыты до отвала, а небо сделалось настолько прозрачным и чистым, что можно было видеть во все стороны на мили и мили.
Маргарет заметила, что ее сын с обеспокоенным видом приближается к месту, которое она выбрала для ночного сна. Никакого дождя явно не ожидалось, и поэтому она не стала просить, чтобы здесь устроили навес или тент. Однако от Эдуарда веяло тревогой.
– Люди говорят, что они замечают на всех дорогах вокруг скачущих всадников, – сообщил он. – Мне сказали, что они проезжают слишком далеко от нас для того, чтобы можно было попытаться перехватить их… и я верю этому. Еще говорят, что один из них как будто был одет в дублет герольда Йорков.
– А ты не выставлял стрелков в засаду, чтобы попытались подстрелить и поймать хотя бы одного? – негромко спросила Маргарет. Ее сын хотел командовать, однако ему до сих пор хватало смирения на то, чтобы просить у нее совета, и она поблагодарила за это Господа.
– Я уже послал дюжину или что-то около того, – ответил юноша. – Не знаю, может быть, нам уже пора беспокоиться.
– А давно ли ты посылал их? – произнесла королева уже более озабоченным тоном.
Сын наклонился к ее уху:
– Довольно давно, еще до обеда… не знаю. Правда, я не приказывал им как можно скорее возвращаться назад…
– Возможно, это ничего не значит, Эдуард. А может быть, эти поля полны чужих солдат и дозорных, которые перерезают глотку всякому, кто попадется на их пути, чтобы мы ничего не знали. И я предпочла бы проявить излишнюю осторожность, чем оказаться застигнутой врасплох и убитой, ты меня понял?
– Конечно, – ответил принц. – А значит, мы не можем здесь оставаться. Хотя, как ты понимаешь, люди будут ворчать и браниться, когда я отдам такой приказ, особенно в том случае, если мы проявим излишнюю осторожность.
– Я этого не говорила. И я не знаю, как поступить с этими неведомыми вестниками и нашими пропавшими людьми. Только не извиняйся за то, что необходимо сделать. Пока еще не стемнело, и до переправы у Глостера всего несколько миль. Было бы лучше стать на отдых в Уэльсе, оставив реку за спиной. И твои люди убедятся в мудрости такого решения, когда смогут провести ночь, не опасаясь врагов.
Небо полыхало малиновым цветом, когда капитаны Сомерсета, Девона и Уэнлока собрали лагерь и вывели четыре с лишним тысячи людей на дорогу. Особого ропота слышно не было – при таком-то количестве опытных солдат среди новобранцев! Любителям возмущаться затыкали рот их камрады. Барон Уэнлок явил свою особую ценность для войска – хотя бы тем, что капитаны могли показать на него солдатам и сказать: «Если этот старый черт может снова подняться на ноги, что мешает тебе, приятель, последовать его примеру?»
Войска не совершают ночные марши от нечего делать, и в большинстве своем люди Ланкастеров доверяли реявшим над головами знаменам.
Впрочем, до того мгновения, когда впереди показались стены Глостера, над воротами которого уже горели факелы, им пришлось идти еще час по хорошей мощеной дороге. Маргарет пустила свою кобылу шагом вдоль колонны сонных мужчин, явно нуждавшихся в отдыхе. В тот день они уже прошли двадцать шесть миль, и проявленная ими верность переполняла ее гордостью.
Ворота Глостера остались закрытыми перед войском. Появившийся над ними старик в богатых одеждах сердитым движением руки отмахнулся от королевы, как если б она привела к городским воротам шайку нищих, и удалился обратно в башню, оставив ее взирать на ряд потрескивавших факелов. К мосту через реку можно было попасть только из города, и, чтобы переправиться на тот берег, ей нужно было получить разрешение… Так что какое-то время она не могла решить, что делать дальше.
Уэльс сулил ей безопасность, пусть и относительную; другой для нее не могло быть, пока Эдуард Йорк оставался на троне. Она знала, что в этом городе еще помнят Ланкастеров, и помнят, пожалуй, даже лучше, чем добрые люди в Бристоле. Ее сын скоро окажется в своем отечестве, и люди хлынут к нему.
Руки Маргарет дрожали вместе с поводьями. Рядом с ней погибло столько добрых людей, она стала свидетельницей стольких несчастий, что теперь королева сомневалась в том, что сумеет пережить еще одно. Ей хотелось закричать, ударить своей бессильной яростью в эти стены, и только мягкая рука сына, вовремя легшая ей на плечи, удержала ее от этой буйной выходки.
– Дело рук самого Йорка или его милого братца… нечего сомневаться, – прошипела Маргарет. – Вот и твои давешние гонцы. Они-то и предупредили этих слабоумных изменников…
Она не позволила сойти со своих губ худшим словам, припомнив, что говорил ей герцог Сомерсет, когда они продумывали маршрут. Мост в Глостере, а потом брод через реку. Королева послала человека за Сомерсетом, и, подъехав к ней, тот чопорно поклонился, не оставляя седло.